просто картинки -
для газет -
для книжки -
для журналов -
тушь и акрил -

Буквы

Три истории

За окном опять шел дождь. Он барабанил по черепице и нагонял тоску на членов лондонского клуба «Касба», собравшихся по обыкновению на Картер-Лейн.

Члены клуба давно не переносили друг друга, поэтому заседания «Касбы» проходили в гробовом молчании, что со стороны могло показаться этаким милым английским клубным штришком, если бы на деле не являлось именно гробовым ненавистным молчанием.

В этот вечер возле клубного камина молчали два в высшей степени элегантных джентльмена.

Майор Макинтайр, старый вояка с красной рожей, недавно вернувшийся из Африки, сидел в старом кожаном кресле и читал Дэйли-Пост, отмечая каждый абзац добрым глотком марочного коньяка.

Рядом на шатком табурете кое-как расположился сэр Пипкин – рыжий веснушчатый джентльмен с мелкими зубами и неплохой родословной. Он был увлечен какой-то книгой. На столике перед ним стоял графин с каким-то разноцветным алкоголем, который он время от времени цедил из небольшой рюмочки.

– Этот вечный Лондонский дождь порядком подзаебал, не правда ли, джентльмены – ни к кому не обращаясь, сказал майор Макинтайр, старый вояка – Вечно за окном серое говно.

Он пошелестел газетой Дейли-Пост и закурил крепкую сигару.

- Надо, по-хорошему придумать что-нибудь, - продолжил майор - что-нибудь более интересное, чем разглядывание дрянных газетёнок и поглощения коньяка.

Майор хорошенько затянулся сигарой и, допив коньяк, налил себе ещё.

- Я предлагаю устроить вечер поучительных историй и притч! – мелко произнес сэр Пипкин, воспользовавшись паузой.

- Да идите вы в жопу с вашими поучительными историями, Пипкин – раздраженно сказал майор Макинтайр, старый вояка. – Вы точно моя старая тетка Лиззи: «А давайте, блять, все будем положительными и хорошими мальчиками». Право, Пипкин, пора уже перестать быть жидким мамочкиным говнецом.

Он потер себе переносицу и отхлебнул изрядный глоток коньяка.

Сэр Пипкин вспомнил, почему перестал общаться с майором Макинтайром и загрустил.

Тут откуда-то из-за шторы возник таинственный джентльмен.
- Я предлагаю, господа, поделиться историями про похмелье. – Сказал возникший. – Полагаю, у каждого из нас, ввиду образа жизни, накопилось порядком историй про эту весьма интересную и, при этом, не до конца изученную ипостась человеческого сознания.

- Это что еще за хрен – сказал майор Макинтайр.

- Мое имя – Стацкий – сказал джентльмен, – Эдвард Стацкий. Напомню, майор, мы с вами уже двадцать пять лет являемся членами этого уважаемого клуба.

- Ну и имечко – сказал майор – собак и то поинтереснее называют.
- Позвольте, я начну – внезапно сказал сэр Пипкин, откладывая в сторону книгу.

От удивления ему никто не помешал.

Первое похмелье
- Первое похмелье – начал сэр Пипкин – я испытал в весьма юном возрасте двадцати пяти лет. Тогда я был влюблен в одну особу. Сейчас её имя довольно известно, поэтому опустив подробности, скажу просто, что дама была подобна цветку – невинна, трепетна и грациозна.

Я был, повторяю, юн, дарил ей цветы и посвящал неуклюжие сонеты, не зная, что ее ежедневно прут на конюшне два дюжих рыжих конюха.

- Однако – одобрительно заметил майор, пыхнув сигарой.

- Впрочем, тайна сия вскорости перестала быть тайной. – Продолжал сэр Пипкин дрожащим голосом. – Однажды, совершая ежедневную прогулку, в поисках сюжета для нового сонета я услышал сдавленные стоны, доносившиеся со стороны конюшни.

Выхватив пистолет, я широко распахнул ворота и там я увидел свою возлюбленную на сене, среди навоза, конюхов и лошадей.

Заплакав, я убежал в дом, где в потайном ящичке отыскал бутылку односолодового виски, которую немедленно открыл и, налив себе изрядную дозу, выпил.

Наутро у меня было чудовищное похмелье.

Это всё, господа.

***
- Как всё? – спросил майор. – И это весь твой рассказ о похмелье?! Говно, хотя начало интриговало…

- Да, надо признать, что повествование получилось слабенькое – неожиданно согласился с ним Стацкий.

- Ну и ладно, сами рассказывайте в таком случае – обиделся сэр Пипкин. – посмотрим, что у вас получится.

- Пожалуй, мы так и сделаем – сказал Стацкий. – У меня, кстати, тоже есть историйка в запасе.

Присутствующие расположились поудобнее, приняли по стакану, и Стацкий начал.

Страшная тайна

Во времена моей молодости, в графстве Йоркшир жил джентльмен по фамилии Константинов. Он был неприятным костлявым юношей лет двадцати двух с рыхлым синеватым лицом. Константинов постоянно курил вонючие сигареты, был грубиян и скандалист.

Одновременно, он восхищал. Выпивая с ним в одном помещении, и нередко оставаясь там же ночевать, мы могли быть абсолютно уверены, что утром он будет весел и энергичен, вне зависимости от количества и качества выпитого алкоголя.

Уверяю вас, господа, в те дни мы пили очень много, и не обращали ни малейшего внимания на этикетки. Бывало, когда запирались последние винные лавки, мы ловили кэбмэна, который втридорога продавал нам пойло часто непонятного происхождения.

- Знакомо. – Хрипло прервал рассказ Стацкого Макинтайр.

- Так вот, - продолжил Стацкий, - повторяю, Константинов с любого похмелья был весел и энергичен.

Все остальные, охая и губя себя утренним пивом, воспринимали сей факт, как особенность его, Константинова, организма, как нечто природное, первобытное и неподвластное пониманию обычного человека.

Но я-то сразу понял, что здесь что-то не так. Я сразу понял, что Константинов хранит какую-то особую тайну, и что раскрыть ее предстоит именно мне.

Потому, на следующей пьянке я попросил Константинова научить меня быть столь же бодрым и энергичным по утрам, после выпитого алкоголя.

- С какого хера я буду учить тебя, недалекий отрок?! – высокомерно спросил Константинов – как я могу быть уверенным, что знание, которое я пронес через все свои годы не будет в ту же секунду бездарно проёбано?!.

Я подумал было, что всё потеряно, и истина никогда не откроется мне, но, к счастью, через пятнадцать минут я обнаружил своего сенсея, таскающим из буфета столовое серебро.

Немного пошантажировав негодяя, я вынудил его раскрыть мне свой секрет.

- Все очень просто – наклоняясь ко мне, прошептал он. – Приходите сегодня на старое кладбище и ровно в полночь придушите крысу на могиле, что под большим дубом.

С этими словами он куда-то ушел. Я же с немалым трудом раздобыв соответствующее животное поплелся на кладбище, где сделал все как он сказал. После чего я, вытащил из-за пазухи бутылку дрянного шнапса и выпил ее винтом прямо из горла...

Право, господа, более тяжелого похмелья, чем, то, которое я испытал на следующее утро, у меня никогда не было.

*
Как только я более-менее пришел в себя, я отправился на пьянку, на которой должен был присутствовать Константинов.

Прием был в разгаре. Хорунов и Николаев, в частности, обсуждали телесные достоинства женщин.

- Люблю таких худеньких, которые следят за весом, – в частности говорил Хорунов, держа в одной руке стакан с пивом, а в другой тяжелый окорок, – Неужели время от времени, тучным дамам трудно удержаться и не жрать что попало?!

- Да, да, я совершенно с вами согласен, Хорунов, – сказал Николаев и неловко повернувшись, чтобы дотянуться до бутылки с марочным вином, сшиб животом тарелку с огурцами.

Константинова я обнаружил на кушетке. Он курил вонючую сигарету, запивая ее ромом.

- Ты обманул меня, Константинов! – зашипел я, - Я сделал все, как ты сказал, но с утра мне было даже хуже чем обычно. Сейчас же говори мне настоящий способ, иначе все узнают про серебряные ложки!!

- Спокойно, Эд –сказал Константинов. – Я просто проверял вас. На самом деле, сделайте все, как я сказал, только с кошкой.

И что же вы думаете?! Наутро мне было еще хуже.

*
Еле-еле встав на ноги я вновь направился на пьянку.

Всеобщее внимание в этот вечер было приковано к Хорунову, который явился на вечеринку с яишницей на сковородке. Сковородку он держал в кое-как замотанной грязной тряпкой руке. Из руки обильно сочилась кровь.

Дамы обступили Хорунова и давали ему забавные советы. Николаев же стоял в стороне и заметно гордился другом.

Я искал Константинова, но не нашёл.

*
Как позже выяснилось, способность не болеть с похмелья - была особенностью организма Константинова. Никакой тайны в этом не было.

Надо ли говорить, что лишенный спасительного ограничения, он бухал, как сурок, и, в конце концов, подох под забором от цирроза в нечеловеческих муках.

Конец.

***
- Говно рассказец-то – мстительно пискнул веснушчатый сэр Питкин, когда Стацкий закончил. – Ни сюжета, ни фабулы, ни концовки…

- Что это за имена такие – перебил его майор Макинтайр, старый вояка. – Хоруновы, Константиновы, какая-то, блять, достоевщина.

- Давайте же, господа не будем сгоряча давать оценки, - сказал Стацкий, – Ведь мы еще не послушали вас, Макинтайр.

- Вот не надо мне тут давайкать, Стацкий – внезапно раздражаясь, сказал майор. – Слушайте мою историю.

Похмелье майора

Эта история – начал майор Макинтайр - произошла со мной в то время, когда наш полк стоял в одной северноирландской деревушке. Стояли адские холода, и однополчане для сугрева, каждодневно отмечали какое-нибудь событие, счету которым, слава королеве, не было.

Вот, и накануне мы с размахом отметили день рождения нашего капрала Ногингема- честного рубаки и ловкого выпивохи. Хорошенько нажравшись марочными коньяками мы принялись за портвейн, а закончили дрянным местным вискарем.

Наутро, меня настигло такое чудовищное похмелье, равных которому я прежде не испытывал.

Я ничего не помнил, но при этом, мне было за что-то ужасно стыдно. Голова трещала, а при попытке открыть глаза вообще обещала расколоться.

Потому, в основном, я лежал с закрытыми глазами и пытался вспомнить чего же я, прожженный вояка, собственно, стыжусь.

Память толчками, будто рвоту, исторгала, из себя вчерашний день. Воспоминания были расплывчатыми и неконкретными.
Зато в голове четко звучала речь именинника.

Он сокрушался о том, что все строит и строит какие-то жизненные планы, а все равно, в конце концов, обнаруживает себя бухим и яростно дрочащим в уборной.

Я поморщился, при этом смутно ощущая, что самое главное торчит где-то на поверхности. Что самое главное моя память коварно придерживает, возможно, чтобы, словно внезапным хуком справа послать меня в нокаут.

Я вспомнил, как мы поймали местную девку , заставили её плясать голышом, а потом завернули в ковер и утопили в озере.

Но нет, это рядовое событие не могло меня так уж серьезно обеспокоить.
Быть может, меня волновало то обстоятельство, что мы привязали к пушке трех ее братьев, пришедших отомстить?

Да нет, это тоже в порядке вещей.

Может быть то, что мы смеха ради перестреляли всех коров в деревушке?
Право, эти мелочи не могли меня настолько взволновать.

Тут я откинул одеяло…
И что же вы думаете, господа?! Оказалось, что у меня нет правой руки. На месте, где еще вчера была твердая рука героя, что запросто рубила зараз по десятку буров, была страшная культя.

***
Майор замолчал.

- Но сейчас- то, Макинтайр у вас рука на месте – сказал Стацкий.
- Конечно – невозмутимо сказал майор. – Где ей, блять, еще-то быть прикажете.
- Вероятно, отросла новая – захихикал Пипкин.
- Я что-то не понимаю – начал свирепеть майор, – вы что, пытаетесь подловить меня на лжи?!
- Но сами подумайте, майор – сказал Стацкий примирительно – вы утверждаете, что потеряли руку, но при этом мы прекрасно видим, что обе ваши руки на месте. Нам ничего не остается, как несколько усомниться в достоверности вашего рассказа, одновременно ничуть не умаляя его художественной ценности…

- Да пошли вы нахуй в таком случае! – закричал майор – Я им тут душу наизнанку выворачиваю, а они, рука, рука. Далась вам эта рука, долбоебы!!

Майор встал и, покачиваясь, вышел из комнаты.

Светало.